Да какое уж тут развлечение? Смотрю на Глеба Самойловича и отмечаю про себя его невероятную сексуальность… а может, не очень про себя… в любом случае, поганый характер портит дело, о чём и сообщаю ему.

— И почему же это у меня поганый характер? — сжав губы в тонкую линию, медленно спрашивает Глеб.

— Вы же просто злой, — сообщаю ему очевидное.

Да я просто капитан всего очевидного в этот славный вечер!

Ночь…

Что за время сейчас?..

— И почему это я злой? Потому что захотел, чтобы моя будущая помощница стажировалась у лучшей в своём деле? — он поднял абсолютно трезвую бровь на холодном лице. Или абсолютно холодную бровь на резвом лице?.. Что-то в этом предложении явно меня смущает… — Или потому, что пригрозил тебе уничтожением твоей трудовой за вопиющее нарушение всех норм и порядков в своей собственной компании?

— Ну, компания-то не ваша, — вновь сообщаю очевидное, глядя на него с таким многозначиииительным выражением на лице, — Она вашему папе принадлежит.

— Да что ты? — Глеб как-то нехорошо улыбается.

И тянется к кувшину.

Не дам!

Кувшин вместе со мной взмывает в воздух, и собирается лететь на встречу свободе, но моё тело вдруг резко возвращается на место, обхваченное двумя горячими ладонями.

— Я вот одного понять не могу, как ты могла сдерживать свой фонтан весь этот месяц? — прошипел Глеб мне на ухо, а я вдруг осознала, что неровности под моей попой, это не диван.

Это мужские колени.

— Так я ж занята была. Готовилась быть вашей помощницей, помните? — поворачиваюсь к брюнету, держа кувшин на вытянутой руке.

Всё очень неудобно. Отчего-то явно хочется избавиться.

От кувшина?.. От брюнета?..

— Это я хорошо помню. Незабываемый месяц твоего молчания, — отозвался Глеб и вновь сделал попытку отнять у меня виски.

Зря он так. Мы же знаем способ, как ему помочь! И я опрокидываю содержимое тары через узкое горлышко прямо в своё горло. Как жжётся!!! Резко убираю бутылку, стараюсь продышаться, получается плохо. В теле всё начинает странно вибрировать, словно организм решает, как ему реагировать на влитую внутрь неопознанную жидкость. Мне становится реально плохо, музыка гремит, начиная бить набатом прямо мне в уши; поворачиваюсь к своему шефу, осознаю, что запить мне нечем, и закусываю его губами.

Охххх, хороши на вкус! Мягкие, тёплые, такие близкие — даже тянуться не приходится. Почему сделала то, что сделала — не задумываюсь. Смысл? Если его руки вдруг смыкаются на моей ставшей сказочно хрупкой талии?.. Не уверена, что он рад моему нашествию… но, кажется, это его единственный способ получить алкоголь — потому быстро отрываюсь от его рта, понимая, что совершила ошибку! На моих губах всё ещё был привкус виски! Надо валить отсюда — последствия от употребления шефом алкоголя должны быть просто адскими! — иначе Лина бы не стала упоминать об этом. Дважды! Так что хватаю кувшин и мчусь от стола подальше. Оборачиваюсь: чудовище растеряно. Но ненадолго! Вот уже выбирается из-за стола и шагает вслед за мной. Бежать! На танцпол! Почему туда? Там народу много… Танцую вместе с кувшином виски, поднятой вверх правой рукой. Все вокруг очень радуются, забирают пойло себе, испивают прямо из тары. Лина хохочет, но в какой-то момент исчезает с моего поля зрения, унесённая светловолосым ураганом по имени Макс, набежавшим на неё со спины и утянувшем её куда-то в толпу.

Оборачиваюсь. Пожимаю плечами, глядя в зелёные глаза, полыхавшие яростью: да, нет больше виски. Я позаботилась о вас, как смогла. Последние слова произнесла вслух, но, кажется, никто, кроме меня, их не услышал. Брюнет хватает меня за руку и тащит с танцпола, подводит к столу, заставляет есть. Но я не хочу! Во мне буйствует алкоголь вперемешку с адреналином, потому я рвусь обратно, к живо двигающейся массе. Тогда шеф просит о чём-то официанта — я уже не очень слежу за всеми его действиями, мне всё нравится, — и идет со мной к выходу. Свежий воздух охлаждает меня, и я улыбаюсь всем, кого вижу перед входом в клуб. Охранники мне рады. Пара парней с сигаретами в зубах — тоже. Меня тащат к машине и запихивают в салон; не успеваю я заметить, что ещё не успела натанцеваться с Линой, как всё моё внимание забирает куча светлого блестящего материала на сидении — мой собственный подол! Ложусь на него, чувствую себя купающейся в облаках! Сколько проходит времени, не понимаю, потому что отключаюсь буквально через пару секунд. Будит меня очередное ощущение полёта, затем чувство, что я замерзаю… но оно быстро проходит, и меня возвращают в тепло. А дальше моё сознание уплывает в такие дали, что возможность фиксировать отпадает в принципе…

Глава 4. Вот и сказочке конец…

Просыпаться не хочется… Бог мой, как не хочется просыпаться! Я несколько раз выплывала к самой грани реальности, но вновь возвращалась в объятия сна. Словно что-то держало меня, не давая проснуться; не позволяя вернуться туда, где…

Я резко распахнула глаза. Мир вокруг слегка плыл, но это было нормально — после крепкого алкоголя я всегда отхожу долго. Осматриваюсь по сторонам. И не могу идентифицировать помещение: просторная спальня с минимумом мебели, зато с огромной постелью — на которой я и лежала. За окном явно не раннее утро, но плотно задвинутые шторы скрывают от меня время суток, погружая комнату в приятный полумрак.

Пожалуйста, только не это.

Пожалуйста, только не это!

Я отодвигаю одеяло и обнаруживаю на себе вчерашнее платье.

Спасибо тебе, Боженька…

Осторожно спускаю ноги на пол и встаю; в дальнем углу просторной комнаты стояло огромное зеркало в полный рост — двигаюсь к нему, застываю.

Да за что ж мне всё это?!. Как я могла в ЭТОМ вообще вчера ходить?.. Как меня в клуб-то пропустили?!?!?! Ладно, вру сама себе — в клуб пропустили спокойно, там как раз место таким, как та девица, что смотрела на меня из отражения. А в следующее мгновение мою голову поразила другая мысль: платье уничтожено безвозвратно! Я не смогу пришить подол, постирать и сказать, что так и было! Чёрт! Черт-черт-черт! Как я позволила сделать это?! Я что, вообще страх вчера потеряла? Выходит, потеряла…

Начинаю быстро проматывать в голове, где мог оказаться внушительный кусок самой дорогой в моей жизни ткани… Выходит плохо, помню только как Лина резвым движением оторвала его прямо на мне перед клубом, а в клубе…

Танцы… виски… поцелуй…

Я села прямо на пол.

Нельзя, нельзя быть такой неудачницей! Я запустила руки в волосы: не помню момента, когда лишилась прически, но, кажется, это произошло до того, как меня уложили на эту кровать. Хорошо. Потому как, засни я со всеми теми шпильками — и голова сейчас болела бы адски…

Ха. Как будто она может болеть сильнее…

Медленно поднимаюсь с пола и осторожно иду к двери. Не могу даже мечтать, что эта квартира не Его. Что я вчера наговорила?.. Воистину, бесстрашие должно быть записано, как восьмой смертный грех. Особенно бесстрашие, подогретое алкоголем.

Я тихонько приоткрыла дверь и огляделась — никого. Крадусь по просторному коридору в поисках ванной комнаты, таковая находится довольно быстро; стараясь не смотреть по сторонам и не дивиться внутреннему убранству данного помещения, быстро делаю все свои дела, умываюсь и вытираюсь Его полотенцем. Смотрю на себя в зеркало: без макияжа лицо выглядит безобразно детским в обрамлении пышных (после причёски у меня прям грива) волос и при наличии на теле такого яркого и короткого платья, слегка растянутого после сна. Я в лёгкой панике — косметики у меня с собой нет, новая сумочка смогла вместить в себя лишь ключи, блеск для губ и телефон. Телефон!

Медленно отступаю к двери, прислушиваюсь к звукам: ощущение, что квартира пуста. Что ж, это вполне возможно. Вряд ли Глеб Самойлович остался дома в рабочий день — сторожить мой сон. Уже смелее выхожу в коридор и исследую пространство на наличие прихожей. Где-то же она должна быть, в конце концов? Раз моя сумка не обнаружилась в спальне, значит, она должна быть в прихожей… Вот только комнат в этой квартире было столько, что я искренне опасалась, что попала в кроличью нору, и теперь надо мной тихо ржёт безумный шляпник, наблюдая, как я блуждаю по зачарованному коридору.